Сегодня Анастасия общается со мной не как работник благотворительной организации, а как её бывшая подопечная. Девушка – сирота: родители отказались от неё, едва ей исполнилось два года. На вопрос, знает ли она что-нибудь о своих родных, отвечает, что ничего знать о них не хотелось. И тут же оговаривается:
Мать родила меня в 40 лет, а умерла в 48. Отец ушёл раньше. Он приходил ко мне в дошкольный детдом. Это было 31 августа 1992 года, перед самым моим отъездом в другой интернат. Конечно, все это отрицают, но я хорошо помню его, и фотография всё подтвердила. Значит, отец знал, что я существую, а родственники мне врут – всем своим нутром чувствую. Говорят, они не догадывались, что я у них есть. Якобы мать сказала, что я родилась мёртвой.
Наше общение продлилось совсем недолго. Проблема в том, что почти все родственники привязаны к алкоголю и наркотикам. Для меня это было шоком и стрессом! Поездок к тёте я стала избегать, потому что у неё жили два сына-алкоголика, и я не чувствовала там себя в безопасности. Вот и придумывала всякие отговорки, чтобы отделаться от этих встреч.
Я спрашиваю о вещах, волнующих меня больше всего: о насилии и устрашении детей психушкой. И то, и другое в этой истории имело место. Эффективное орудие воспитания – сигнальный флажок, которым прохаживались по провинившимся. «Он активно у нас применялся», – с горькой иронией рассказывает девушка. Да и ссылка в психиатрическую больницу – метод распространённый: шантажировать им могли даже тех, кто отказывался участвовать в конкурсах или мероприятиях.
Из школы для умственно отсталых Анастасия должна была выпуститься ещё в 17 лет, но девочку уговорили остаться до совершеннолетия: её умение шить и победы во всевозможных городских конкурсах приносили учреждению какие-то бонусы. И Настя согласилась с условием, что ей позволят закончить вечернюю школу – это восполнило бы пробелы в её образовании и открыло бы перспективу поступления в университет, куда она так хотела. Руководство согласно кивнуло, но в итоге заморачиваться с ней не стали: «Да зачем оно тебе?» Оставался один путь – профессиональное училище.